Марлен Хуциев. Режиссёр с железным терпением

Формальным поводом для встречи с народным артистом СССР, классиком отечественного кинематографа послужил его юбилей. В начале октября Марлену Мартыновичу исполнилось 85 лет. Но, как только мы начали беседу, мастер отмёл все наши попытки поговорить на эту тему. «Давайте лучше о кино», – сказал негромко Хуциев.

Сегодня создатель «Весны на Заречной улице» и «Заставы Ильича» руководит Гильдией кинорежиссёров России. И вот уже пять лет снимает фильм «Невечерняя». Фильм о двух русских писателях – Чехове и Толстом, двух личностях и двух их встречах.

Смонтирована лишь часть материала, и озвучены лишь некоторые сцены. Но, увидев отрывки, с первых кадров становится ясно, кто сделал это кино. Хуциев в своей неспешной полудокументальной манере посвящает зрителя во взаимоотношения двух великих людей. Верится, что «Невечерняя» будет скоро закончена.

– Марлен Мартынович, продвигаются сейчас съёмки? Когда мы сможем увидеть картину?

– К сожалению, пока стоим на месте. Всё потому, что фильм изначально финансировался по принципу: есть изначально сумма, а потом ищите спонсоров и деньги, сами выкручивайтесь. Я этого не умею делать, мне это тяжело даётся.

– Подобные трудности подстерегают каждого, кто берётся сегодня делать кино в России?

– В кинематографе сейчас дела обстоят странно. Разрушили старую систему кинопроизводства. Раньше всё было по-другому. Если сценарий готов, делалась лимитная смета, которую утверждали, потом разрабатывались производственно-творческая смета и календарный план. И на основе всего этого уже писали смету, где учитывались количество съёмочных дней, экспедиции, зар­плата актёров, съёмочная техника.

– Сейчас всем этим занимается продюсер?

– Да. Если он в истинном смысле является продюсером, он приносит и деньги, и идею. Тогда он имеет право впоследствии, и то отчасти, командовать. Всем известен пример со знаменитым фильмом «Унесённые ветром», где вся идея создания фильма от начала до конца принадлежала продюсеру Дэвиду Селзнику. У нас дела обстоят по-другому.

– Как именно?

– Бездумно. На мою картину «Невечерняя» выделили деньги, ничтожную, честно сказать, сумму. И все эти деньги были отданы продюсеру. Сегодня съёмки встали. Очень жаль, сошлись две даты. 150-летие со дня рождения Чехова и 100-летие со дня смерти Толстого. Печально, что пока нет фильма.

– А смогли бы вы взяться за фильм о молодёжи начала XXI века?

– Ну сейчас мне это будет уже сложно. (Улыбается.) Уж очень у меня теперь с ними большая разница в возрасте. Плохо их, нынешних, знаю. Когда я снимал «Заставу Ильича», жизнь молодых людей начала 60-х годов проходила на моих глазах. Своих героев я видел вокруг: в коммунальной квартире, во дворе нашего дома и на улицах Москвы.

– Современное кино, оно какое?

– Это кино главным образом действия. Цель – захватить интерес зрителя, оправдать деньги, потраченные на съёмки, заработать. Именно по этим причинам снимается так много сериалов нынче. Быстро и доходно.

– Смотрите телевизор?

– Смотрю иногда. Чаще всего – телеканал «Культура», и очень люблю передачи, связанные с историей, памятниками архитектуры, природой.

– Любите путешествия?

– Любил. Раньше меня судьба забрасывала и в Индию, и в Японию, я много ездил по Европе. Со своими картинами неоднократно бывал в Италии. Очень люблю маленькие городки. В Японии попросил, чтобы меня свозили в древний Киото. Вообще Япония – страна высокоорганизованных людей, чтущих традиции.

– А как у нас с традициями?

– Туго. Уродуются города, бездумно перестраиваются. А ведь городская архитектура сохраняет историю и таким образом – традицию. Но когда это разрушается и заменяется стекляшками – гармонии нет. Не хочу вторить тому хору, что осуждает переделку Москвы, но мне, как человеку, прожившему всю жизнь в центре столицы, порой очень тяжело это видеть…

– Тема больная… Чем занимается сегодня Гильдия кинорежиссёров России?

– Одно из главных направлений нашей деятельности – это фестивали. Сейчас мы как раз готовим «Сталкер». Дел хватает: работа с молодыми режиссёрами, защита авторских прав.

– Много молодых режиссёров принимаете в гильдию ежегодно?

– Достаточно – от 20 до 30 человек. Сначала идёт систематический отсмотр короткометражек студентов – кинорежиссёров ВГИКа, высших курсов сценаристов и режиссёров. Потом наиболее удачные работы гильдия поощряет тем, что выдаёт их авторам удостоверения кандидатов. И раз в год, в декабре, уже вручаются удостоверения режиссёрам полнометражных фильмов, тем, кто пополнил ряды кинематографистов.

– У вас когда-то проходил практику молодой Андрей Тарковский. Было тогда вам, как мастеру, видно, что он займёт совершенно особое место в искусстве?

– Знаете, это был молодой человек, который к тому времени ещё ничего не сделал. Ну да, конечно, я видел его своеобразие. В нём чувствовалась яркая индивидуальность.

– А не тяжело было всё время что-то отстаивать, объяснять, согласовывать? Руки не опускались?

– Относительно тяжело. Тогда государство, если можно так выразиться, было продюсером, сейчас нет, как я уже говорил. И с «Весной на Заречной улице» был момент, когда Рыбникова не хотели утверждать на главную роль. То же самое было с Шукшиным. Прорвались. Мне никто никогда не мог сказать, не снимай этого актёра, а снимай другого.

– Почему сегодня, когда говорят о премьере фильма, первое, что упоминают, сколько было затрачено на его производство и сколько он собрал за несколько дней проката, а художественные достоинства – уже после?

– То, что сейчас всё время говорят о деньгах, ужасно. И просветительская, воспитательная задача кинематографа отходит на второй план. Не могу понять, зачем нужны в кинотеатрах диванчики на двоих и попкорн. Вы можете вообразить, что люди придут в театр и будут жевать? Я понимаю, что частная инициатива нужна, она необходима, но, если государственные органы представляют собой всё-таки интересы нации, то они в равной степени должны заботиться и о культуре. Тем более что у кинематографа в нашей стране давние традиции. Он дал миру выдающихся мастеров – Сергея Эйзенштейна, Александра Довженко, Всеволода Пудовкина и многих других.

– Значит, в советское время были лучшие условия для работы, а сейчас нет?

– Не так. Сейчас нет специальной государственной структуры, которая занималась бы исключительно кино. А она необходима, это моё твёрдое мнение. Кино – это высокое искусство, но это одновременно и индустрия, где существует много проблем с организацией производства, техникой, прокатом. И эти проблемы должна решать специальная структура.

– Что скажете по поводу недавно образованного альтернативного КиноСоюза?

– Я считаю, что это чрезвычайно несвоевременное и неправильное решение. Если бы такая организация заявила о себе после сложной ситуации, которую Союз кинематографистов пережил в 2009 году, или после ситуации в Гостином Дворе – могу понять. Или, например, в ноябре этого года состоится новый съезд. Если он не даст результатов, такое альтернативное образование тоже возможно. А сейчас могу назвать всё происходящее расколом из-за амбиций. Я состою в союзе со дня его основания. И чту память великих мастеров, которые его основали.

– Марлен Мартынович, какие качества режиссёру просто необходимы?

– Эйзенштейн когда-то сказал, что режиссёр должен иметь железное здоровье. У меня не железное здоровье, но у меня железное терпение. (Смеётся.) Ты выходишь на съёмочную площадку, и вот тут-то поджидают сюрпризы. Вокруг много людей, что-то может быть не готово, не сделано, забыто… Без терпения в такой обстановке – никак. Конечно, можно изображать из себя крупного художника, кричать, возмущаться. Но это не про меня. (Пауза.) Хотя нет, подождите. Однажды я разбил об пол секундомер, когда мы переснимали дубль за дублем одну сцену в «Заставе Ильича», и ещё один раз грохнул об пол мегафон. Вот, пожалуй, и всё.

– Бывает, что вы жалеете о том, что не сделали в жизни, о том, что не сбылось?

– Я хотел стать художником, поступал в Академию художеств, но провалился. Должен был бы заниматься музыкой, поступил в музыкальную школу при Консерватории в Тбилиси, но грянул 1937 год. Хотя музыку я очень люблю. И в некоторых своих фильмах обходился без композитора, правда, не указывал, что музыкальное оформление моё. Так было и в «Заставе Ильича», и в «Июльском дожде», и в «Послесловии».

– Вы чувствуете, что 85 – это очередной жизненный рубеж?

– Восемьдесят пять… Ну и что? Я ещё не завершил кое-какие дела, некоторые даже не начинал. (Улыбается.) А что касается юбилеев, то я бы хотел их избежать… Но, думаю, в этом году не удастся.

—

Источник: pnp.ru